Menu
Пакет предложений по созданию условий для продвижения к устойчивому миру в грузино-абхазском контексте был разработан участниками грузино-абхазского неформального диалога на встрече, состоявшейся в Белграде 20-24 сентября 2021 года в рамках дискуссионной площадки Limehouse.
Участники платформы надеются, что эти предложения станут предметом общественного обсуждения с обеих сторон конфликта. Также в рамках двустороннего и многостороннего форматов диалога. Вот видение Гиорги Канашвили, одного из участников участника диалога, исследователя конфликтов.
Насколько беспрецедентен этот совместный документ?
Не знаю, насколько это соглашение беспрецедентно, но я не припомню каких-либо совместно разработанных текстов в последнее время. В некотором отношении это может быть главным достоинством этого текста.
Но темы, затронутые в тексте, не являются особенно новыми. Эти вопросы годами обсуждаются в различных грузино-абхазских форматах.
Это довольно сбалансированный текст, и я думаю, он не должен вызывать большого ужаса. Однако в Абхазии различные группы задаются вопросом: а кто такие те абхазы, которые встречаются с грузинами?
Из-за этих вопросов для абхазской стороны, вероятно, публикация таких совместных открытых предложений более беспрецедентное явление?
Да и в основном идет такая дискуссия, люди задают там этот вопрос: “Какое право имеют эти люди говорить от имени абхазской стороны о своих позициях и волеизъявлении всех абхазов?” В то же время, в основном из того, что я вижу в Абхазии, эта критика была направлена против людей, реально защищающих абхазские интересы, и это хорошо видно и по тексту предложений.
Однако мы также знаем, что любой контакт с грузинами тут же становится основанием для чего-то негативного.
Кто наиболее критически относится к грузино-абхазскому диалогу, правительство или гражданское общество?
Реакции больше в группах, которые были в союзе с предыдущей властью и традиционно скептически относились к грузино-абхазским отношениям. Они имеют довольно сильные позиции и часто говорят: “Зачем нам отношения со страной, которая считает нас оккупированной территорией и не готова подписать с нами соглашение о прекращении огня? Пусть это будет “китайская стена” между нами, пока не будет признана Абхазия как независимое государство.
В самом тексте содержатся некоторые идеи для прямого диалога, которые также были озвучены в концепции международных отношений, разработанной новым правительством Абхазии [при президенте Аслане Бжания]. В этой концепции обсуждалась [помимо женевского формата] необходимость грузино-абхазского многоуровневого прямого диалога и форматов. Идея тогда была изъята из текста именно из-за критики со стороны оппозиции.
При этом никакого ответа от грузинских властей они долгое время не получали, и по сказанному позже создавалось впечатление, что грузинская сторона не очень заинтересована в прямом грузино-абхазском диалоге.
В целом правительство Грузии очень консервативно в этих вопросах. Они думают, давайте не будем портить дело и пойдем в том же направлении – это политика непризнания, оккупации и минимальных связей на гуманитарном уровне. Тут даже не думают о новостях и предметном диалоге.
В той же Женеве годами присутствуют только законсервированные обсуждения, и повестка стала бесплодной: грузины поднимают вопрос ВПЛ, абхазы призывают к соглашению о прекращении огня.
Разве не стоит им хотя бы реагировать на любые текущие проблемы? Это хорошо показывает отношение правительства Грузии – они предпочитают вообще ничего не делать или делать на минимальном уровне.
В совместный документ включен и вопрос о правах грузин в Абхвзии, однако этот пункт расплывчат и сух. Не до конца понятно, о каком согласии может идти речь с вынужденными переселенцами.
Мое личное мнение – этот абзац допускает интерпретацию. Эпизод небольшой, но достаточно емкий. Обеспечить права грузинского населения Абхазии – это о содержании. Абхазцам было бы очень сложно ответить на этот текст, потому что мы знаем, что там, к сожалению, не рассматривается вопрос о возвращении ВПЛ.
При необходимости они могут сказать, что имели в виду проживающих в настоящее время в Абхазии грузин. К сожалению или к счастью, нам приходится разрабатывать такие документы таким образом, чтобы они не создавали дополнительной проблемы для этих людей.
В конечном счете, что могло бы лечь в основу этого совместного текста?
Это будет в виде определенных мероприятий, статей или дискуссий по грузино-абхазской проблематике или чего-то еще. Для нас, участников, это повестка дня.
Кроме того, в регионе многое существенно меняется, однако на этом фоне все внимание с обеих сторон смещается только на внутренние темы, как бы минуя региональный контекст.
Кроме того, в этом тексте обсуждается большая открытость Запада по отношению к Абхазии, транспортные коридоры, доступ к западному образованию, а также конкретные и практические вопросы.
Я искренне считаю, что в нынешних условиях единственной целью Грузии должно быть больше Запада в Абхазии и больше Абхазии на Западе. Однако я понимаю, что полного баланса России и Запада в Абхазии не будет.
В любом случае, что именно мы предлагаем Абхазии – стоило бы обсудить. Что мы предлагаем – единое государство, федерализм или что-то другое. Я понимаю, что даже думать об этом сейчас может показаться утопией, но в ходе внутренних или международных дискуссий мог бы прозвучать ответ на наше предложение.
Но это даже не обсуждается из-за разочарования, внутренней усталости или приоритетов.
Этому правительству удалось убить и это сообщество. Даже в 2012-2013 и 2015 годах был какой-то энтузиазм, дальновидность и даже политическая воля. Но то, что это не было общепринятой позицией правительства, выяснилось позже.
То же самое мы видим и сегодня, что повестка дня грузинского правительства не настроена на решение конфликта. Более того, ни внутренний контекст, ни режим повседневного самосохранения не позволяют нам этого сделать.
