Новое правительство Абхазии

В Абхазии сформировано новое правительство. Позитив: среди министров непривычно много новых лиц, при минимуме токсичных фигур. Негатив: структура исполнительной власти практически осталась без изменений. Огромная, неповоротливая бюрократическая машина в в своих размерах осталась прежней – 33 министерства и ведомства.

Для маленькой республики невыносимо тяжелая ноша. О перспективах новой старой власти, возможности конституционных реформ, а так же об искусственном интеллекте, как инструмента возможностей редактор газеты “Чегемская Правда” Инал Хашиг* обсудил с главредом “Апсны Хабар” Леуаном Лагулаа.

*Инал Хашиг минюстом России включен в реестр иностранных агентов. Инал Хашиг с этим категорически не согласен и оспаривает данное решение в судебном порядке.

Инал Хашиг: Здравствуйте, в эфире Чегемская правда. У нас сформировано практически правительство, за исключением пары ведомств. Уже есть руководители, много новых лиц. Тем не менее, структура практически осталась без изменений. Это огромный бюрократический аппарат, который был притчей во языцех и при прежних президентах. Думаю, сейчас это тоже обязательно как бы отразится. Сегодня мы поговорим о дне сегодняшнем с нашим гостем – Леуаном Лагулаа. Один YouTube канал пригласил руководителя другого канала – ну, иногда можно ходить друг к другу в гости. Как ты смотришь, какие у тебя впечатления о новом правительстве, о составе? Хотя бы начнём с состава.

Леуан Лагулаа: Спасибо за приглашение. Надеюсь, статус иноагента не передаётся.

Инал Хашиг: Но это Россия меня обозначила иностранным агентом. Значит, этот иностранный агент должен иметь какую-то приписку – агент Абхазии. Иностранных агентов можно искать, наверное, и в Абхазии – в тех структурах, которые меня, так сказать, преподнесли и сказали: «Сделайте его иностранным агентом».

Леуан Лагулаа: Насчёт твоего вопроса – я бы начал с другого. Мы можем перейти к обсуждению персоналий тоже, но, на мой взгляд, самое главное то, что ты сказал чуть раньше: структура сохранилась. А это значит, что, скорее всего, мы никаких реформ не увидим – по крайней мере тех, которые ожидаются уже десятилетиями. Я думаю, что это главная стратегическая ошибка всех последних президентов – то, что они не приступали к реформам. Говоря о структуре Кабмина и вообще правительства, премьер-министр говорил о том, что они будут оптимизировать, но на этом этапе – исходя из тех реалий, которые есть, из законов и так далее.

Обычно нам обещают: «Мы будем скромнее, нас будет меньше» и так далее. Но мы с тобой знаем, и общество наше знает, что этого не происходит. Я думаю, что главная проблема – в том, что сверху мы этих реформ не дождёмся. Или будут попытки приукрасить и сказать, что это реформа. Но, по сути, изменений, думаю, не будет. Вот с этой стороны очень важна роль комиссии, которая сейчас в парламенте работает – насколько она сможет эту тенденцию сломать и предложить живой, интересный организм для реформ.

Инал Хашиг: Но насчёт комиссии в парламенте, которая есть по конституционной реформе, мы, наверное, чуть позже поговорим. А я вообще – о персоналиях. У нас же всегда портретная демократия. При отсутствии каких-либо идей всё время делается акцент: ах, какой человек, мы за него обязательно проголосуем. Хотя неважно, что он говорит, главное – это  он.

Леуан Лагулаа: Хорошо. Я опускаю этот уровень, как говорится. Если говорить о персоналиях, думаю, что в каких-то местах наблюдается осторожный оптимизм. Да, есть пессимистические настроения по отдельным направлениям, то есть некий баланс выдерживается. Ключевое, на мой взгляд, – это отсутствие одиозных, знакомых всем руководителей. Пока мы не видим, чтобы куда-то был назначен экс-президент – Аслан Бжания, экс-премьер-министр – Александр Анкваб. Я думаю, важно, что этих фигур нет.

С другой стороны, мы видим, что, например, экс-генпрокурора – Адгура Агрба, президент рекомендовал снова на пост генпрокурора. Это, на мой взгляд, один из минусов – по крайней мере, в общественной среде это обсуждается. Но, так как у нас структура строится по принципу: линия партии идёт из администрации президента, лично от президента, – не так важно, кто на местах, а важна политика, которую хочет проводить президент. Поэтому, может быть, даже с теми же лицами могут быть немного другие результаты. Но я хочу вернуться к первому тезису: без глубоких реформ это не сработает.

Инал Хашиг: Мне кажется, первая задача у нынешнего правительства выполнена – по персоналиям. Опять же, если исходить из абхазских представлений о том, какой должна быть власть: она не должна раздражать.

Леуан Лагулаа: Я просто не хочу называть каких-то министров или глав районов и городов, чтобы не накалять. Но есть осторожный оптимизм с учётом именно омоложения и обновления. Если разговаривать с людьми – и в интернет-среде это воспринимается – общество всё-таки хочет нового. Не хотелось бы, чтобы «новое» – это просто «молодое», хотя и это важно. Старое поколение потихонечку отходит. Мне кажется, это важно, да поймут меня правильно.

Инал Хашиг: Я вот опять же – исходя из огромной структуры: 33 министерства, ведомства – это не считая администраций городов, районов, прокуратуры, судов, счётной палаты и так далее. У нас куча всяких структур. Огромный бюрократический аппарат. И мы постоянно в кризисе. У нас какой-то кризис, и у нас всегда чего-то не хватает: дороги в ужасном состоянии, проблемы с электричеством, с водой и так далее. Деньги, которые могли бы уйти на социальные нужды, уходят исключительно на зарплаты и содержание аппарата. Ладно бы ещё этот аппарат показывал бы высокий КПД.

Леуан Лагулаа: У них, кстати, свои коэффициенты. Они сами для себя определяют.

Инал Хашиг: Но, кстати говоря, я так и не понял: у нас вообще определение КПД напрочь отсутствует. Нет никаких показателей ни по каким министерствам, ни по каким ведомствам. Допустим, руководитель пришёл, проработал год-два, отчитался – улучшились показатели или нет? По ГАИ, например, легко: уровень смертности, количество аварий. А по другим вещам – тоже, наверное, можно проводить анализ. Но мы его никогда не видим. Вот недавно была ситуация: Госкомитет по абхазскому языку – нового руководителя коллектив не пустил. Как бы, опять же, кулуарно всё, и власти молчат, и коллектив молчит. Подковёрная работа происходит. Но при этом мне хотелось бы увидеть отчёт, если коллектив так упёрся: покажите, что вы справляетесь. Это касается любого ведомства. Должна быть понятна логика изменений. Но её не прослеживается.

К сожалению, отсутствие логики – это огромная проблема. Мы живём как в параллельном мире. Структуры огромные, из раза в раз правительство уходит в отставку, назначается новое. Мы собираем какой-то «Лего»: где-то добавили что-то и всё время говорим о реформах – конституционной реформе, реформе системы управления, реформе местного самоуправления и куча чего. Сейчас в парламенте идут разговоры о реформе – более конкретные. У нас какой-то срок ведь есть по реформам?

Леуан Лагулаа: До 1 июня, кажется, они должны предоставить свой проект реформ. Если возвращаться к комиссии: когда она была сформирована?

Инал Хашиг: Вообще первая комиссия была сформирована в 2005 году при Сергее Багапш (второй президент Абхазии).

Леуан Лагулаа: Это всё были комиссии при президенте. А эта комиссия – в парламенте. Когда состоялась отставка экс-президента, парламент предоставил свою площадку для реформ. Потому что нет доверия к системе президентской. Все знают: если президент формирует комиссию – как сделал экс-президент – он её проект изменяет, и потом, если не ошибаюсь, сам отзывает его из парламента. Эта комиссия была сформирована в момент кризиса. Тогда был большой общественный запрос на реформы. Были списки и оттуда, и отсюда – все предлагали реформы. Но элита пошла на выборы. И мы снова на этом круге. Даже если есть осторожный оптимизм по отдельным позициям – в правительстве, администрации – всё это развивается, и, на мой взгляд, власть попробует в другой форме захватить ещё больше власти.

Сейчас постараются выиграть районные собрания. Выборы перенесли, думаю, специально, чтобы подготовиться. Все идут по этой колее. Пока мы не выйдем из неё – ничего не изменится. Президенты приходят – и всё возвращается. А определить, насколько успешно то или иное министерство, невозможно: они сами себе ставят задачи, сами их оценивают. Потом народ выходит к стенам, сопровождает президента. Приходит новая власть – всё по кругу. Мы движемся по этому пути.

Инал Хашиг: Исходя из того, что я слушал по комиссии в парламенте, есть две точки зрения. Депутаты выступают за сохранение мажоритарной системы, но хотят больше полномочий. То есть, чтобы президент поделился с ними полномочиями. Исполнительная власть хочет перейти на смешанную систему, но не хочет делиться полномочиями. Здесь две точки зрения – взаимоисключающие. И я просто не вижу соприкосновения.

Леуан Лагулаа. Но всё-таки комиссия состоит не только из депутатов и вообще никак не из представителей исполнительной власти. Там есть юридическое сообщество – такая сборная сообщество, скажем так. Я, по крайней мере, отслеживаю позицию юридического и судейского сообщества: они за переход к смешанной системе. То есть они не удовлетворяют интересы только депутатов, которые входят в комиссию, и при этом хотят дать парламенту больше полномочий. Получается, что позиция экспертного сообщества противоречит и мнению депутатов, и позиции правительства. Вот с этим и надо разобраться. А теперь – есть ли механизмы, чтобы всё это реализовать? Это вопрос и к тебе, и к обществу в целом.

Инал Хашиг. Ты имеешь в виду то экспертное сообщество, которое заседает в парламенте? Эти приглашённые люди? Мы же знаем, что и в Конституционной комиссии при президенте были приглашённые эксперты. Они подготовили свои рекомендации, а президент в итоге предложил иной вариант, отличающийся от их заключения. Не получится ли и в этом случае так, что эксперты дадут одно заключение, а парламент примет свой вариант?

Леуан Лагулаа. А чем всё это в итоге заканчивается? Если мы снова пойдём по этому пути… Да, сейчас у власти есть определённая легитимность. Они чувствуют, что всё нормально, могут не выносить на обсуждение такие темы, как апартаменты, инвестсоглашения. Но если смотреть в перспективе – без реформ вероятность серьёзного кризиса очень высока. А такие кризисы у нас обычно заканчиваются плохо. Единственное отличие нынешней ситуации – это новый куратор. Он действует иначе – он работает, система выстраивается по-другому. Возможно, именно это не позволит власти допустить грубые ошибки. Может быть, именно благодаря более сбалансированному, профессиональному кураторству политическая жизнь пройдёт спокойно, и власть завершит срок, передав полномочия легитимно.

Инал Хашиг. Вот на что я обратил внимание: ты уже не первый, кто в разговоре апеллирует к некой последней инстанции – к куратору. Получается, всё зависит от него. Раньше мы говорили о президенте, об элите, о каком-то консенсусе. А сейчас – всё чаще слышим: «Куратор». Не всё, конечно, от него зависит от куратора.

Леуан Лагулаа. Не всё.

Инал Хашиг. Да, но горько признавать: мы сами оказались не в состоянии провести преобразования. Кого бы мы ни сажали на ключевые посты, всё в итоге заканчивалось кризисом. Мы избираем президентов – потом их же и прогоняем. Постепенно, наступая на одни и те же грабли, мы пришли к ситуации, где важнейшие решения уже не принимаются исключительно абхазским государством. Как бы ни было больно это признавать, но сейчас мы находимся в режиме внешнего управления. И при этом мы надеемся, что это управление поможет решить то, что мы сами не сделали – очистить систему от одиозных фигур, от коррупции, от тех, кто годами вёл нас к кризису. Но надеяться постоянно только на куратора – «пусть он сделает» – тоже неправильно.

Леуан Хашиг. Я немного иначе на это смотрю. Во-первых, была серьёзная недооценка абхазского общества – его способности отстаивать свои интересы. Экс-президент собрал команду отраслевых профессионалов, но они ошиблись: общество, особенно под давлением, способно сопротивляться. Нас воспринимали так, как позиционировали себя наши лидеры. Но истории с апартаментами и инвестсоглашениями показали: общество считает себя хозяином на своей земле.

У нас другая беда: это политическая система и элита. Они дополняют друг друга и мешают развитию. Система не может привести к власти новую элиту, а существующая элита не хочет менять систему – ей так удобно. Они чередуются, но остаются у власти. Но при Аслане Бжания тон изменился. Общество заявило о себе. После этого, если помнишь, появился свет, начались социальные проекты. Нас услышали, может и не сразу, но все же. События 15 ноября это подтвердили.

Значит, главный актор в Абхазии – это абхазский народ. К сожалению, элита не соответствует запросам общества, и само общество пока не находит механизмов, чтобы привести к власти тех, кто мог бы эффективно его представлять. Что касается кураторства, я считаю это важным, потому что другие кураторы действовали иначе. Сейчас мы видим большее вовлечение, более профессиональный подход. Если нас действительно слышат, значит, и решения будут принимать с учётом нашей позиции. Надеюсь, не будет таких инициатив, против которых нам придётся снова выходить на протест. Но главный фактор – это всё-таки абхазское общество. Даже прошедшие выборы показали: протестное голосование – вот наша реальность.

Если более 40 000  человек проголосовали «против», несмотря на всё, что происходило. 42 000 и плюс ещё 2% голосов  «против всех», получается 44 000, да? Это, на самом деле, очень большая цифра. Если эти цифры ещё как следует встряхнуть, может выйти и половина. Это ведь говорит о том, что общество живо реагирует, но у нас не хватает элиты, которая была бы способна в долгосрочной перспективе отстаивать интересы страны – и в общении с кураторами, и в целом с внешним миром. Я бы так это сформулировал.

Инал Хашиг. К сожалению, от новой власти мы пока не видим ясных ориентиров. Появились какие-то новые лица, но в отношении задач, которые стоят перед этой властью – куда она нас ведёт, как будут решаться хронические проблемы, те же перебои с электричеством, с водой и так далее – пока никакой определённости нет. Я уже не говорю о проблемах, которые были спровоцированы ещё экс-президентом Асланом Бжания – когда отсюда отправляли списки неугодных, кого-то лишали гражданства, кого-то объявляли агентами, кому-то запретили въезд в Россию на 10 лет, кого-то просто останавливают на границе. И при этом власть никак не реагирует.

Вот, недавно, например, задержали лидера оппозиции Адгура Ардзинба. СГБ сделала какое-то невнятное заявление о лишении его прав, но сам Ардзинба позже сказал, что никто у него ничего не спрашивал – просто держали, и ни о каких правах речи не шло. Более того, мы из этого заявления узнали, что и другие оппозиционные лидеры, формально ничем не ограниченные, тоже недавно были остановлены на границе. Это говорит о том, что проблема никуда не делась. Я, честно говоря, надеюсь – и в этом меня немного приободряет – что новый министр иностранных дел Олег Барциц проявил инициативу, он единственный, кто лично позвонил Ардзинба и выяснял ситуацию.

И хочется верить, что власть перестанет отмалчиваться и начнёт хотя бы что-то озвучивать. Потому что вот эта тишина, отсутствие реакции – это непростительно. Это порождает ещё больше недоверия. Лучше уже честно сказать: да, мы решаем этот вопрос. А если и этого сказать не можете – то возникает вопрос: зачем вы вообще тогда? Почему вы не реагируете на то, что происходит с вашими гражданами?

Я бы хотел перейти к другой теме. Я знаю, ты сейчас увлёкся искусственным интеллектом. Недавно видел твоё видео, где ты говорил на чистом арабском. И с учётом того, что ИИ уже спокойно выполняет многие задачи, у меня возник вопрос: насколько применим искусственный интеллект в системе государственного управления, особенно с учётом нашего раздутого бюрократического аппарата и массы ведомств, от которых часто толку мало?

Леуан Лагулаа. Спасибо, что поднял эту тему. Я тоже не специалист в ИИ, как, думаю, и большинство людей вообще – не только у нас.

Инал Хашиг. Ну, ты в теме, по крайней мере.

Леуан Лагулаа. Да, я взаимодействую с ним, и могу сказать точно: он применим абсолютно везде. В любой сфере, которая приходит на ум – искусственный интеллект может и должен использоваться. Это как электричество: насколько оно важно для современного мира, настолько же важен ИИ. Даже сейчас – в студии, например – улучшение звука, обработка видео, и это только базовые примеры.

Инал Хашиг. Не увольнять людей?

Леуан Лагулаа. Нет, не увольнять. Но с его помощью можно добиться гораздо большего. Подготовка к интервью, анализ материалов, работа юристов, экономистов, исследователей. И, конечно, одно из ключевых направлений – это язык. Абхазский язык. Мы этим и занимаемся в Фонде Баграта Шинкуба, будем развивать этот проект. Искусственный интеллект применим и в управлении. Но, кстати, для работы ИИ критически важно электричество. А у нас с этим перебои. Поэтому развитие энергогенерации – это тоже вопрос будущего. Чем больше энергии будет в распоряжении Абхазии, тем больше шансов у нас войти в цифровую эру.

Инал Хашиг: Ты затронул важную тему.

Леуан Лагулаа. Да, и я скажу прямо: передавать энергию в частные руки сейчас – это преступление против будущего. Если раньше это было опасно, то сейчас – тем более. Если хочешь навредить следующим поколениям, отдай электроэнергию в частные руки. Это 100% скажется и на нашей конкурентоспособности, и на жизнедеятельности страны.

Инал Хашиг. А ведь ИИ может помочь и в продвижении абхазского языка, да?

Леуан Лагулаа. Я сейчас расскажу на примере одного проекта, чтобы был понятен сам кейс. Есть такая платформа – Mozilla Common Voice, где собираются и обрабатываются голосовые данные. Фонд Баграта Шинкуба уже записал около 400 человек – это примерно 100 часов записи. На первом этапе нам нужно собрать ещё порядка 3000 голосов абхазской речи.Человек читает текст, который автоматически перед ним «проплывает» – это занимает 15–20 минут. Потом этот массив данных можно передать, скажем, Google или аналогичным платформам. Кстати, они и так берут материалы из открытых источников – например, из GitHub, из разных чатов, в том числе китайских и американских.

Сейчас нейросети уже немного знают абхазский язык – они берут видеоматериалы с открытых доступов. Если мы загрузим туда достаточно данных, они смогут выучить язык, и тогда можно будет генерировать всё, что угодно. Вот мы сейчас беседуем на русском, но наш разговор может быть сразу переведён на английский, французский, абхазский – в любом направлении. Можно создавать детские приложения, озвучивать сказки. Представь, каково было бы услышать, например, голос Баграта Шинкуба, читающего роман «Последний из ушедших» – не в исполнении актёра, а настоящим голосом автора.

Это открывает огромные возможности. И тогда мы сможем создать полноценную цифровую среду для абхазского языка. Все соцсети, онлайн-игры, любые цифровые платформы – везде может быть абхазская речь. И тогда у нас появится настоящая система погружения в язык. Человек окажется в абхазоязычной среде – комфортной, доступной. Так мы сделаем абхазский язык фактически бессмертным в цифровую эпоху. Это будет то же самое, что сто с лишним лет назад сделал Дмитрий Гулиа, когда принёс абхазский алфавит и сказал: вот, учите. Только теперь – для цифрового мира. Нам нужно оцифровать голоса и ещё больше – текстов. Тогда решится множество проблем.

Инал Хашиг. А скажи мне – в государственных структурах кто-нибудь этим занимается?

Леуан Лагулаа. Мы взаимодействовали, например, с Языковым комитетом, когда готовили материалы для передачи в Google. Один из наших репатриантов – Нарт Тлыш  активно участвовал, но, к сожалению, сейчас он уехал в Иорданию – надеемся, вернётся. Он работал и в фонде языка. Если говорить откровенно, то государство, по крайней мере в прошлом составе, игнорировало эту тему. А это должен быть сигнал именно от высшего руководства. Поэтому я надеюсь, что новое руководство – в лице президента, министра просвещения – обратит на это внимание. Потому что это и есть ответ на вызовы времени. У нас буквально год-два, чтобы успеть занять свою нишу.

Абхазия пока не вложила ни одного рубля, чтобы абхазский язык появился в цифровом пространстве. Но он там уже есть – пусть косо-криво, но есть. Я проводил некоторые тесты: если у нас будет необходимый массив данных – переведённых и озвученных – мы сможем интегрировать язык в современные приложения. Вот, к примеру, умные часы: надеваешь – и они переводят с языка на язык. Или очки – ты смотришь на надпись, и она тут же переводится голосом или на смартфоне. Технологии развиваются так быстро, что мы просто обязаны успеть запрыгнуть в этот поезд.

Инал Хашиг. Очень надеюсь, что наше государство, несмотря на отсутствие чётких структурных изменений, сможет компенсировать это хотя бы интересом, хотя бы качественным подходом. Надежда слабая, но всё-таки она есть. Тем более что сейчас пришли новые люди – 30, 35, 40 лет. Это уже не то поколение, что держалось у власти 20–30 лет и не имело даже смартфонов. Надеюсь, с ними появится желание использовать те возможности, которые открывает искусственный интеллект. Я буду завершать нашу беседу. Леуан, большое спасибо. Мы всегда говорим о проблемах, которые в нашей стране носят хронический характер и, кажется, не решаются. Но надежда всё равно остаётся. Спасибо вам. До новых встреч.