Заур Шалашаа: “С кем бы мы ни вели переговоры, вопросы национальной безопасности должны стоять на первом месте”

FacebookTwitterMessengerTelegramGmailCopy LinkPrintFriendly

Абхазия-Информ – Продолжаем публиковать серию интервью с учеными и общественными деятелями об экономической ситуации в Абхазии, о внешних и внутренних факторах, влияющих на её развитие, о международных проектах, которые могли бы быть интересны Абхазии, а также о том, как, не уступая политических позиций, находить способы разблокирования Абхазии для контактов с внешним миром.

На вопросы Мананы Гургулия отвечает доктор экономических наук, профессор, академик Академии наук Абхазии, директор Института экономики и права АНА Заур Иванович Шалашаа.

– Насколько свободно развивается Абхазия? Почему так запаздывают процессы модернизации в разных сферах?

– Абхазия после признания ее независимости и государственного суверенитета получила больше возможностей для свободного развития и политически, и экономически, и технологически, и культурно. Однако есть сферы, где наше государство не способно в полном объеме выполнить свои функции. В частности, это касается одной из основных функций – обороны страны. Связано это с ограниченностью собственных ресурсов – как людских, так и технических.

15 сентября 2009 года Россия и Абхазия заключили Соглашение о сотрудничестве в военной области, которое предусматривает укрепление военной безопасности и мер доверия, обеспечение безопасности и контроля воздушного пространства республики, взаимодействие в военно-морской области. В соответствии с документом, России предоставлена возможность строительства, использования и совершенствования военной инфраструктуры и военных баз на территории Абхазии, а также создания совместной группировки войск, как в мирное, так и в военное время. Заключая это Соглашение, руководство Абхазии осознанно пошло на ограничение своего суверенитета, но это было сделано ради обеспечения безопасности сраны.

То обстоятельство, что Абхазия является лишь частично признанным государством, мешает её вовлечению в мирохозяйственные процессы. То есть, нет свободного движения ни капиталов, ни ресурсов, ни людей   и пр. Противодействие наблюдается и в политическом плане.

Что касается технологического развития, то в Абхазии нет своих предприятий, которые могли бы производить современное технологическое оборудование, поэтому она вынуждена импортировать его из других стран.

Вместе с тем, у нас есть достаточно крупное предприятие в области перерабатывающей промышленности, точнее, винодельческой промышленности, такое, как ООО «Вина и воды Абхазии», в котором еще в 2000 году была произведена модернизация всего производственного цикла и установлено современнейшее оборудование. Руководство фирмы «Вина и воды Абхазии» поступило правильно, пригласив специалистов-консультантов из Италии и обучив наших местных специалистов. Сегодня это производство успешно развивается и является конкурентоспособным не только на российском рынке. Активно используются инновационные технологии компаниями «А-Мобаил» и «Аквафон», являющимися операторами сотовой связи. Правда, в отличие от ООО «Вина и воды Абхазии», они являются дочерними компаниями российских компаний «Мегафон» и «Билайн». Если вначале операторы сотовой связи испытывали дефицит местных кадров и приглашали российских специалистов, то постепенно ситуация выправилась. Сегодня до 95% сотрудников этих компаний местные кадры, там много квалифицированных IT-специалистов.

– С какими ограничениями и в каких сферах сталкивается Абхазия в силу частичной признанности?

– В разных сферах национальной экономики – будь то промышленность, сельское хозяйство, транспорт и связь, банки и др.. Мы, в свое время, в 2015 году на базе Центра стратегических исследований при Президенте РА разработали, а в 2016 году была принята «Стратегия социально-экономического развития Республики Абхазия до 2025 года». Там дан SWOT-анализ отраслей национальной экономики и внешнеэкономической деятельности. И мы везде отмечаем, что одним из главных препятствий в развитии всех сфер национальной экономики Абхазии является неурегулированность конфликта с Грузией. Как только какая-нибудь организация или фирма, будь то из России, западных стран, Азии или Латинской Америки, заинтересовывается Абхазией и начинает вести переговоры с нашими властями о создании совместного производства или о вложении инвестиций, она сразу же попадает в санкционный список как нарушитель грузинского закона об оккупированных территориях.

Серьезные проблемы возникают и с перемещением финансов, денежных переводов, поскольку Грузия и её западные союзники следят за работой банков. Проблемы возникают и со свободным перемещением рабочей  силы. Но здесь полегче, так как к нам приезжают гастарбайтеры из среднеазиатских республик и других азиатских стран. Есть и прибалтийцы. По данным Миграционной службы в Абхазии в 2019 году работало до 10 тысяч человек из Средней Азии. Среди гастарбайтеров были не только люди, занимающиеся неквалифицированным трудом, но и специалисты в области строительства, энергетики, лифтового хозяйства и др.

США и большинство западных стран, активно поддерживающих Грузию и противостоящих России, также чинят препятствия Абхазии. Реальным защитником Абхазии, гарантом её военной безопасности, стратегическим партнером выступает Россия. Неоценима и та финансовая помощь, которую РФ оказывает Абхазии в социально-экономической сфере.

– Какие международные проекты или возможности, интересные для Абхазии с точки зрения развития, недоступны из-за ограничений, связанных с неурегулированностью конфликта?

– В последнее время у нас часто всплывает тема деятельности неправительственных организаций и получаемых ими грантов от международных организаций. Я хочу высказать свою точку зрения. В конце 90-ых годов прошлого века первый президент Абхазии позволил открыть в Абхазии филиал Фонда Сороса. Этот филиал возглавляли очень известные, уважаемые в стране люди. Было профинансировано много очень интересных и нужных Абхазии проектов, в том числе и образовательных, издано немало книг.

Имели место разные зарубежные поездки смешанных делегаций, в которые входили как официальные лица, так и представители НПО. Состав этих делегаций согласовывался с властями, с президентом Владиславом Ардзинба.

Президент считал нужным, чтобы Абхазию, пусть и в личном качестве, представляли и представители НПО, и официальные лица. Я сам, будучи депутатом парламента, дважды ездил в Австрию, был в Германии. Во встречах с грузинской стороны также участвовали как представители НПО, так и официальные лица. Эти встречи давали нам возможность лучше понять, что думает грузинская сторона, самим изложить нашу точку зрения, наши интересы и опасения. Как-то мне задали вопрос, как я могу участвовать в миротворческих проектах и встречах, если я сам воевал, на что я ответил: «Это не Абхазия напала на Грузию, а Грузия вошла с войсками в Абхазию и развязала войну. А я защищал свою землю, свой дом, свою семью».

Организаторами этих встреч выступали различные международные, европейские   неправительственные организации. Они ведь в той или иной степени связаны с официальными властями, готовят для них аналитические справки, отчеты. Так вот мы и старались использовать и эту возможность, чтоб донести точку зрения Абхазии до разных стран.

Особо хочу подчеркнуть, что все участники с абхазской стороны – и представители НПО, и официальные лица – придерживались единой точки зрения и отстаивали внешнеполитический курс правительства Абхазии.

Вспоминается мне и такой случай: в грузинскую делегацию дополнительно был включен один человек, представлявший так называемую «Абхазскую автономную республику». Это был известный врач, бывший депутат Верховного Совета Абхазии Наполеон Месхи. Как известно, в Абхазии были против участия в каких-бы то ни было встречах и переговорах с представителями так называемой «автономной республики». Мы тоже заявили свой протест. Но, в конечном итоге, после консультаций с нашим МИДом, на второй день продолжили работу. Справедливости ради надо сказать, что он больше полемизировал с грузинскими участниками,   очень честно и откровенно высказывался о военном конфликте. Он выразил сожаление по поводу того, что грузинская часть депутатов Верховного Совета Абхазии, избранного в 1991 году, не высказалась однозначно против ввода под видом охраны железной дороги войск Госсовета Грузии в Абхазию в августе 1992 года.

Я вижу в последнее время, что многие опасаются того, что западные фонды ничего так просто не финансируют, что идет «обработка мозгов» особенно молодежи. Я могу понять людей и их опасения. Но у нас есть лица, которые здесь ответственны за организацию таких встреч. За нашу молодежь – за детей, школьников и студентов несут ответственность старшие, которые должны контролировать этот процесс, его формат и содержание. Кстати, у нас осуществляются проекты не только с участием молодежи. Программа развития ООН поддерживает интересные и полезные проекты в сфере малого бизнеса, сельского хозяйства. Я знаю тех, кто сегодня занимается этими проектами. Сельским жителям дают возможность начать какое-то конкретное дело, выращивать сельхозпродукцию и для собственного потребления, и на продажу. Есть проекты, когда сельским жителям помогают с посевным материалом, с приобретением техники – мини-тракторов и прочее.

Но мы также заинтересованы в сотрудничестве с различными зарубежными фирмами, в привлечении инвестиций в экономику страны. Наше законодательство об инвестиционной деятельности предоставляет в зависимости от суммы вложений и их срока налоговые льготы, государственную защищенность, сопровождение. Это делается через Инвестиционное агентство Абхазии, созданное при Минэкономики РА. К сожалению, по ряду объективных и субъективных причин, процесс внешнего инвестирования в нашу экономику идет очень медленными темпами.

– Как можно было бы оценить потери Абхазии в связи с ограничениями, связанными с грузино-абхазским конфликтом?

– В первую очередь, чтобы оценить потери от ограничений, нужно сказать, какой ущерб нанесли Абхазии военные действия. В 1994 году была создана специальная комиссия, которая, используя международные стандарты и методики   подсчета, оценила ущерб по ценам 1994 года в 14,3 млрд долларов. Представьте, насколько сегодня эта цифра выросла. Было подсчитано по всем отраслям, какой ущерб был нанесен экономике Абхазии. Эти цифры даны в книге Олега Багратовича Шамба «Основы переходной экономики Абхазии», переизданной в 2004 году.

К сожалению, сегодня в Абхазии мало вспоминают об этом. Я же считаю, что нашему Парламенту следовало бы поставить вопрос о возмещении Абхазии материального ущерба, нанесенного войной, прежде чем вести серьезные переговоры с Грузией. Этот вопрос надо ставить и перед властями Грузии, и перед мировым сообществом.

Что касается упущенных возможностей, их трудно оценить, но война отрицательно отразилась на всех сферах жизни Абхазии. Но все те ограничения со стороны Грузии, о которых мы с вами говорили, мешают развитию экономики Абхазии. Если бы у нас были возможности для беспрепятственного движения капитала, технологий, рабочей силы, мы могли бы быстрее восстановиться. Конечно, есть много других объективных и субъективных причин, мешающих успешному развитию Абхазии, но в первую очередь – это неурегулированность конфликта.

– Насколько существенны потери для других стран Южного Кавказа от заблокированных коммуникаций?

– Здесь, однозначно, и Абхазия сама несет потери от того, что у нас заблокированы транспортные коммуникации, и другие государства тоже. Речь идет о Грузии и Армении. А ведь грузопотоки могли двигаться еще дальше. А это немалые поступления в бюджет государства.

Этот вопрос обсуждался еще в конце 2000-х годов. Затем всё застопорилось. Разблокировка транспортных коммуникаций, причем не только железнодорожного сообщения, но и авиационного и морского, безусловно, была бы выгодна Абхазии.

– Существует мнение о том, что недопустимо вести переговоры с грузинской стороной до подписания Соглашения о неприменении силы или даже до признания Грузией независимости Абхазии. Приближает ли такая позиция признание Абхазии в реальности?

– Разговаривать надо, но при этом на всех уровнях во главу угла надо ставить вопросы национальной безопасности, интересы нашего государства, будущего наших детей. А вот что первично, а что вторично – мне сложно сказать. Но если бы Грузия признала независимость Абхазии, процесс широкого международного признания Абхазии значительно ускорился бы, мы бы получили доступ на внешние рынки.          

Первое – это признание, а второе – хотим мы этого или нет, но та же совместная эксплуатация ИнгурГЭС вынуждает нас контактировать с грузинской стороной, обеспечивая тем самым нашу энергетическую безопасность.

Я считаю, что в тех областях, где это возможно и выгодно, контакты необходимы. Но должна быть выработана единая национальная точка зрения, чтобы общество и государство имели единую точку зрения на возможности внешних связей, причем не только с Грузией, но и в отношении других стран. Во всех странах внешняя политика и внешняя торговля — это стратегические вопросы. Они никогда не отдаются на откуп никаким частным лицам или общественным организациям. Государство должно направлять и контролировать весь процесс.

Хочу особо подчеркнуть, что с кем бы мы ни вели переговоры, вопросы национальной безопасности   должны стоять на первом месте.

– Могли бы мы, не уступая политических позиций, найти способ разблокирования путей экономического развития?

– Мы не можем похвастаться, что у нас множество союзников, единственно, на кого мы можем рассчитывать, это Российская Федерация и те страны, которые признали Абхазию. Без политического урегулирования конфликта с Грузией возможно наладить экономические связи с Турцией, подключая диаспору, причем не только абхазскую, но и черкесскую. В этом плане можно достичь большего прогресса, потому что желание инвестировать в экономику Абхазии высказывают не только представители абхазской диаспоры в Турции, но и черкесской.

Есть перспективы развития экономических отношений и с Сирией, признавшей независимость Абхазии. Нельзя сбрасывать со счетов и латиноамериканские страны – Никарагуа, Венесуэлу, Кубу и Боливию, несмотря на то, что они очень далеко от Абхазии.   Бывшие министры иностранных дел Максим Гвинджия и Вячеслав Чирикба неоднократно подчеркивали, что МИД должен активнее работать в разных регионах мира. Я думаю, что наше внешнеполитическое ведомство занимается этими вопросами, но не обо всем публично заявляет, опасаясь противодействия со стороны Грузии.

Одно из опасений наших граждан по поводу внешних контактов связано с тем, что представители грузинской диаспоры, так называемые «бывшие беженцы», проживающие в той же России и имеющие российское гражданство, проявляют интерес к тому, чтобы вложить свои инвестиции в Абхазию либо напрямую, либо через подставных лиц.   Те, кому не безразличны проблемы нашей страны, кто душой беспокоится за нее, кого волнуют вопросы национальной безопасности, подчеркивают важность государственного контроля в этом вопросе.

Но у нас немало и тех, кто опасается того, что власти, будучи коррумпированными, могут, используя разные схемы, предоставлять абхазское гражданство представителям других национальностей, в том числе и грузинам, облегчая им тем самым возможность возвращения или приобретения жилой недвижимости.   Мы все являемся свидетелями различных судебных исков.

Я считаю, что власти должны непосредственно нести ответственность за состояние дел в стране, а общество должно иметь механизмы действенного контроля за деятельностью властей.

Можно задаться вопросом: нанесет ли ущерб нашему государству какой-то точечный проект между абхазскими и грузинскими предпринимателями, согласованный с властями? Так вот недавний инцидент с одним из наших абхазских предпринимателей ярко проиллюстрировал, что общество не готово к подобным контактам. Слишком мало времени прошло для того, чтобы раны, нанесённые войной, зажили. У нас люди разделились: те, кто хотят развивать бизнес, ведут переговоры, чтобы власти Грузии разблокировали   железнодорожное, авиационное и морское сообщение; другая часть общества никак не может допустить подобное.

Мы понесли большие людские потери во время войны, а также после нее в результате частых диверсионно-террористических актов, прекратившихся только после признания Россией Абхазии в 2008 году и взятия российскими пограничниками под охрану границы.

Грузия, развязавшая войну, должна первой предпринять какие-то шаги: возместить ущерб, нанесенный войной, отменить закон «об оккупированных территориях», покаяться перед абхазским народом.   Официальные власти Тбилиси должны сделать правильный вывод, если они намерены наладить с нами отношения. Тогда и наше общество созреет, оценит, и тот негатив, который накапливался годами, постепенно может отступать.

– Какой экономический, энергетический или транспортный проект мог бы стать прорывным для Абхазии при условии снятия ограничений?

– Могу смело сказать, что в Абхазии прорывными могут быть только те проекты, которые реализуют национальные предприниматели, в том числе и совместно   с иностранными инвесторами, если речь идет о производстве конкурентоспособных товаров и услуг на инновационной технологической и технической основе. Строить просто гостиничный объект без современного оснащения, смысла нет. Такой проект не может быть прорывным. Прорывными у нас являются, как уже отмечалось, такие крупные производства, как «Вины и воды Абхазии», «Сухумский пивзавод», компании «А-Мобаил» и «Аквафон», а также средние предприятия, выпускающие разного рода безалкогольные сладкие напитки, минеральную воду…   Хорошие перспективы у производства экологически чистой продукции, востребованной во всем мире. Экологически чистая продукция из Абхазии будет востребована при грамотном маркетинговом ходе со стороны властей, МИД и ТПП Абхазии, а также самих предпринимателей.

Чистая вода – ходовой товар.   Когда этот вопрос стал активно раскручиваться в 2014 – 2015 году, многие скептически отнеслись к нему.   Мы ведь знаем, что еще до войны   израильская компания вела переговоры с властями Абхазии о поставке чистой воды в Израиль. Сегодня в чистой воде нуждаются арабские страны, Крым. Качество нашей воды в реках Бзып, Кодор и Гумиста соответствует самым высоким стандартам. Нам надо продвигать этот наш бренд и возможность вывоза воды железнодорожным и морским путем. Наша вода конкурентоспособна, и она может занять достойное место на мировом рынке.

– А что вы думаете по поводу энергетических или транспортных   проектов?

– Энергетические проекты могут быть. У нас в системе Академии наук ведется разработка проекта альтернативных источников энергии, готовятся расчеты. Энергетическая отрасль нашей республики оказалась в очень тяжелой ситуации, энергохозяйство максимально изношено. Его восстановление требует колоссальных средств, которых у Абхазии просто нет. Институт экологии АН РА занимается проектом гибридных установок, совмещающих элементы солнечных батарей и ветряных генераторов. Свои разработки есть и у СФТИ.  

У нас много гидроресурсов и строительство малых ГЭС могло   бы также оказаться прорывным.

У нас уже есть проект, который реально воплощен в жизнь. Это – восстановленная Сухумская ГЭС. Но такие проекты возможны и в Восточной и в Западной Абхазии. Как вы знаете, у нас сейчас много споров по поводу производства криптовалют. Майнинг запрещен до 31 марта 2022 года. Но, если в отдельных районах, где поблизости не живут люди, построить мини-гидростанции, то вырабатываемая ими электроэнергия могла бы использоваться в целях того же майнинга. А это – занятость населения, получение прибыли и дополнительный доход в казну. У нас это возможно организовать, не затрачивая огромные средства. Рисков для общества в таких проектах почти нет. Вкладывать в них средства могли бы сами местные жители. Это могло бы быть и совместное производство в форме государственно-частного партнерства.

Сегодня в малую энергетику можно вложить средства и без снятия ограничений со стороны Грузии. Лица же, которые вкладывают средства в новое дело, будь то местные жители или иностранцы, всегда отчасти рискуют, поэтому здесь важно рассчитывать возможные риски.

Российских инвесторов сегодня не столько волнует безопасность их вложений от криминала, сколько то, смогут ли они получить реальную прибыль, вывезти продукцию из Абхазии.  

У нас есть Инвестиционное агентство при Минэкономики и Совет при Президенте по определению приоритетных направлений развития Абхазии. Я вхожу в этот Совет. Один из проектов, который мы обсуждаем – это создание «Корпорации развития Абхазии». Так вот, инвесторы высказывают пожелание, чтобы повысился статус защищенности их инвестиций до уровня   президента или правительства.

Как известно, в целях поддержки реального сектора экономики Абхазии в 2016 – 2019 годах ведущие российские коммерческие банки при поддержке руководства РФ выделили 1,2 млрд рублей на льготное кредитование проектов в сфере агропромышленного комплекса и туристической индустрии. Было профинансировано семь проектов. Однако, к сожалению, большая часть проектов все еще не завершена.  

Поскольку одной из главных функций Инвестагентства при Минэкономики является содействие защите прав и законных интересов инвесторов, сегодня в качестве одного из вариантов рассматривается возможность повышения его статуса до уровня агентства при правительстве или при Администрации Президента.

– Возвращаясь к вопросу о транспортном проекте, каким мог бы быть его формат?

– Наш Парламент уже высказался по поводу сквозного движения через Абхазию. Он поддерживает такой проект. Нужно подписать соглашение о сквозном движении. Я полагаю, что это соглашение могло бы быть подписано не на уровне президентов, а курирующими министрами Абхазии, Армении и Грузии. У нас же есть пример согласованных действий в сфере энергетики.

Этот проект не имеет прямого отношения к урегулированию конфликта. Он предоставляет возможность беспрепятственного провоза грузов через нашу территорию, без потерь и рисков.

Абхазия заинтересована в морском и авиационном сообщении с миром. Разблокированные транспортные коммуникации будут способствовать экономическому росту. Но Грузия всячески препятствует получению Абхазией международного кода гражданской авиации ICAO, индекса аэропорта, являющегося очень важным параметром для международных пассажирских перевозок.

– В Грузии немало тех, кто считает, что им не нужен проект возобновления сквозного железнодорожного движения.

– Говорить, что нам это не надо – это ошибка, потому, что любая страна должна быть заинтересована в беспрепятственном движении грузопотоков. Большое значение имеют и расстояния. Кроме того, открытие сквозного движения позволит двигаться через Грузию не только в сторону Армении, но и Ирана.

– А в чем мог бы быть интерес России или других региональных игроков в этом отношении?

– России проект возобновления сквозного движения через Абхазию, безусловно, выгоден. Он укорачивает путь доставки грузов в Армению, а то и дальше, к примеру, в Иран. Экономические издержки становятся меньше.

Мы с вами не затронули вопрос поставки товаров из Грузии в Абхазию, а точнее вопрос контрабанды.

В 2012 – 2013 гг. проводилось исследование с участием экспертов Абхазии, Грузии, западных стран. Исследование показало, что порядка 4% внешнеторгового оборота Абхазии приходилось на Грузию, а по некоторым видам сельскохозяйственной продукции и товаров широкого потребления – от 25 до 40%. И это, не считая тех товаров, которые переносились и перевозились вброд через пограничную реку Ингур. Это все осуществлялось в обход указа Президента РА от 2007 г. о запрете торговли с Грузией.

Мы ведь знаем, что в свое время на Ингуре был таможенный пост, и взималась таможенная пошлина.

– Кстати, как вы относитесь к тому, чтобы на КПП «Ингур» полноценно функционировал таможенный пост?

– Я уже высказывал свое мнение по этому поводу. Я знаком с мнением практически всех руководителей ГТК. Я считаю, что полноценная работа абхазского таможенного поста на абхазо-грузинской границе означает закрепление государственного суверенитета на своей территории. Государство должно получать доход в виде таможенной пошлины за ввозимую и вывозимую продукцию. Мы ведь знаем, что значительная часть урожая ореха-фундука уходит в Грузию, а оттуда к нам идут различные фрукты и овощи, продовольственные товары, мебель и прочее.

Бесконтрольный ввоз товаров в Абхазию наносит   намного больше вреда и экономической безопасности страны, и продовольственной. А ведь у нас есть Галское таможенное управление, Карантинная инспекция, другие службы, дислоцированные в этом районе. Государство тратит на их содержание немалые финансовые и иные средства, а в бюджет от них ничего не поступает.

В завершение нашей беседы, я хотел бы обратить внимание на одно обстоятельство. У нас проводятся опросы населения по разным экономическим и социальным вопросам, а вот с изучением общественного мнения о Грузии дела обстоят значительно хуже.

Как я уже говорил, кто-то может поддержать какие-то экономические проекты, исходя из своих личных интересов, но другие будут выступать против. Чтобы не было столкновений интересов разных групп общества,   а также общества и власти, органы государственной власти должна   работать с нашими гражданами через разные организации, в разных регионах, с разными слоями населения, включая школьников и студентов, изучать мнение людей, объяснять свои намерения и действия.

Что мешает по заказу государственных властей провести опрос населения (это не потребует больших финансовых затрат) по тому же вопросу об отношении к Грузии, а результаты исследования представить Правительству и Парламенту – вот таково мнение в нашем обществе в целом, в том или ином регионе, в частности. Подобным опросом должно быть охвачено значительно большее количество людей, чем так называемая репрезентативная выборка в 500 – 1000 человек.

Сама власть может инициировать и реализовывать подобное. А главное, есть структуры, которые могут это выполнить – администрации сел, поселков, городов и районов. Не хотелось бы сравнивать нынешнюю ситуацию с советским временем, но тогда было больше общения, больше встреч на местах с высшими должностными лицами, политиками, учеными, литераторами, деятелями культуры, Уже более 20-ти лет, как одни партии собирают своих сторонников, другие – своих. Раскол в обществе достиг опасных масштабов, при этом, к большому сожалению, мало что делается для   преодоления раскола и реального объединения народа вокруг какой-то базовой идеи, концепции, стратегии развития страны.

Похожие сообщения

Журналист Изида Хания анализирует выборы в Грузии и их последствия для Абхазии.